Роман Елены Колмовской "Путешественник и сирены". Фрагмент главы 3, "Гробница Вечно Живого".

(основу этого фрагмента составили литературно-переработанные путевые заметки Казандзакиса о посещении им празднования 10-летия Октябрьской Революции; фрагменты пролога и первой главы романа приведены в предыдущих постах)


Празднество состоялось через несколько дней после нашего с Ламбракисом приезда.

Сегодня – четверть века спустя, да с багажом всего пережитого и передуманного – я вряд ли был бы способен в точности воспроизвести прежние ощущения, но мне помогут мои путевые заметки «Паломничество в Красный Иерусалим»:

«Как описать чувства, обуревавшие нас – этот восторг, единение, растворение в ликующей толпе, объятия незнакомых людей, слезы радости, гордость за бедный и прежде бесправный люд, священный трепет перед Гробницей Вечно Живого.

Накануне мы побывали там – Гробница была установлена в самом сердце Москвы, прямо у стен Кремля – и Вождь, действительно, выглядел живым и только спящим. Воздух в подвале был тяжелым, спертым; мужики, что шли перед нами, воняли хлевом  – но вдруг их чудовищные морды неандертальцев словно бы озарились внутренним светом и вмиг очеловечились: они узрели Спящего; наверное, с такими же просветленными лицами прежде подходили они к Распятию. Какая-то старуха пала на колени и осенила себя крестным знамением; я поднял ее: «что ты? что ты делаешь?» – «И, мила-ай, – всхлипнула она. – И кому же нам теперь молиться!»

Мой товарищ выказал недоумение: что за дикая фантазия – сделать из вождя мумию, совсем как в древнем Египте. Но мне были внятны чувства советских людей – они не хотели расставаться с Любимым; им необходимо было знать, что в трудный, непереносимый час у них есть возможность прийти сюда, узреть Его Лик и принять Причастие революции. Вчерашние рабы, полудикари, внезапно ставшие хозяевами своей земли – далеко ли ушел их разум от времен фараонов? И, если при созерцании Вечно Живого, сердца голодных, изнуренных трудом людей обретают веру, зажигаются счастьем – мумификация есть, без сомнения, всенародное благо».

Впрочем, возрождение языческого культа привело и к нежелательным последствиям, о которых я, разумеется, не упомянул в своем «Паломничестве». Несколькими месяцами позже один из новых здешних приятелей сверхобщительного Ламбракиса рассказывал о каком-то видном большевике, у которого умерла жена: тот набальзамировал тело усопшей, поместил в стеклянный саркофаг, соорудил для саркофага склеп. Я был тронут до глубины души: этот несгибаемый человек, уничтоживший сотни, а может, тысячи врагов,  – прежде он служил в киевской ЧК, – оказался нежнейшим возлюбленным. Беднягу осудили за «культ мертвых» и «первобытные верования», исключили из партии, упекли в тюрьму; а ведь, в сущности, он сделал для себя самого то же, что советские руководители – для всего народа; но что положено Юпитеру, не положено быку. Хотя, возможно, причина его ареста была иной – на обустройство склепа он потратил государственные деньги, и еще сколько-то пропил, ибо был алкоголиком. Одним словом, печальная история.

( Read more... )