![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(Первое своё путешествие по Испании Казандзакис совершил в 1926-м; десять лет спустя он повторно едет в эту страну, – теперь уже раздираемую гражданской войной, – в качестве журналиста и берёт интервью у Франко и Унамуно. Мигель де Унамуно, философ, писатель, общественный деятель, крупнейшая фигура испанской литературы, первоначально поддержал франкистский мятеж, но уже вскоре выступил с его решительным осуждением. Приводимая ниже беседа относится к 1936-му году, незадолго до смерти Унамуно; позднее она была включена в сборник заметок Казандзакиса «Путешествуя по Испании». Унамуно предстаёт здесь эдаким Дон-Кихотом, не примыкающим ни к одной из противоборствующих сторон: ни к правым, ни к левым – позиция, близкая и самому Казандзакису; впоследствии он ею наделит многих своих литературных героев.)
Мне не хочется покидать Саламанку, не увидев колючего ежа, Унамуно. Я хожу взад-вперёд по осеннему саду, что за церковью Санта-Мария-де-лос-Кабальерос, и жду, когда придёт пора постучаться к нему в дверь.
Листья уже пожелтели, тополя сияли золотом, три больших чёрных кипариса, неподвижные, неизменные зимой и летом, застыли в раскалённом вечере, а я формулировал про себя два великих вопроса, что собирался задать Унамуно:
1) Каков долг современного человека духа? Принять участие в борьбе? И на чьей стороне?
2) Каким вам видится нынешний миг, в котором оказалась Испания и весь мир? Надвигается новая война, она уже пришла, в Испании происходит первая пристрелка. Возможно ли (и надо ли) этому препятствовать?
Я постучал и вошёл в длинный узкий кабинет, почти пустой: несколько книг, два больших стола, на стенах два романтических пейзажа. Большие окна, яркий свет, на письменном столе открытая книга на английском языке. Я прислушался; из конца коридора донесся звук приближающихся шагов Унамуно: усталая, шаркающая, старческая походка. Куда делась та размашистая поступь, та юношеская лёгкость, которой я всего несколько лет назад любовался в Мадриде? И когда открылась дверь, я увидел, что Унамуно резко постарел, исхудал, сгорбился. Но взор его оставался горящим, быстрым, стремительным, как у тореадора. Не успел я открыть рот, как Унамуно уже мгновенно выскочил в центр арены:
- Я в отчаянии! – воскликнул он, сжимая кулаки. – То, что происходит здесь, где воюют, убивают друг друга, сжигают церкви, произносят литании, вздымают красные флаги и знамёна Христовы, - вы думаете, всё это происходит потому, что испанцы верят? Одни в Христа, а другие в Ленина? Нет! Нет! Послушайте, прислушайтесь хорошенько к тому, что я вам сейчас скажу: всё это происходит потому, что испанцы не верят ни во что! Ни во что! В ничто! Они десперадос. Ни в одном другом языке нет такого слова, ибо нет такого понятия. Десперадос – это тот, кто отлично знает, что ему не за что ухватиться, кто ни во что не верит и, ни во что не веря, впадает в ярость.
Унамуно на мгновение умолк и уставился в окно.
- Как там дела в Греции? – спросил он.
Но, не дождавшись ответа, снова ринулся на арену:
- Испанцы охвачены безумием! – воскликнул он. – И не только испанцы, но весь сегодняшний мир. А почему? Потому что духовный уровень молодёжи по всему миру упал. Они не просто презирают дух, они его ненавидят. Они ненавидят дух – вот что отличает сегодняшнюю молодёжь во всем мире. Их интересует спорт, действие, война, классовая борьба – как вы думаете, почему? Потому что они ненавидят дух. Они говорят, что хотят опереться на действительность; говорят, что испытывают отвращение к романтизму, сентиментальности и абстрактным идеям. Почему, как думаете? Да потому что они ненавидят дух! Уж я-то хорошо знаю современную молодёжь, модернистов! Они ненавидят дух!
Он встал и подошёл к своему письменному столу, схватил раскрытую книгу на английском языке; найдя подходящую фразу, прочёл её вслух.
- Видите? – сказал он. – Они ненавидят дух!
В этот момент я поспешил задать ему вопрос:
- Что же тогда должны делать те, кто ещё любят дух?
Унамуно, редкий случай, услышал вопрос. Он ненадолго умолк и вдруг разразился снова:
- Ничего! – воскликнул он. – Ничего! Лик истины ужасен! Каков наш долг? Сокрыть истину от народа! Ветхий Завет гласит, что тот, кто узрит лик Бога, умрёт. Даже сам Моисей закрыл своё лицо, потому что боялся воззреть на Бога. Такова же и истина. Нужно обманывать, обманывать народ, дабы у него, несчастного, была сила и желание жить. Знай он правду – уже бы не смог, уже бы не захотел жить. Народу нужен миф, заблуждение, обман – вот что поддерживает его в жизни. Да вот, на эту страшную тему я написал книгу, свою последнюю, возьмите!
Он ожил, вены его снова наполнились кровью и вздулись, щёки пылали, тело напряглось, словно помолодев. Одним прыжком он метнулся к книжному шкафу, вытащил оттуда какую-то книгу, быстро написал на ней несколько слов и вручил её мне:
- Держите! «Мученик Сан-Мануэль Буэно». Прочтите и сами всё поймёте. Главный герой тут католический священник, который не верит в бога, однако стремится передать народу веру, которой у него самого нет, чтобы дать народу силы жить. Жить! Ибо он знает, что без веры, без надежды, народу не выжить.
Он саркастически и печально усмехнулся.
- Я уже пятьдесят лет как не исповедовался, однако сам исповедовал священников, монахов, монахинь. Меня не интересуют священнослужители, что много едят, пьют или обогащаются; меня больше интересуют те, кто любят женщин – вот эти страдают. А ещё больше меня интересуют те, кто потерял веру. Трагедия таких людей поистине ужасна. Таков и герой моей книги, Сан-Мануэль Буэно. Вот, смотрите!
Унамуно принялся стремительно перелистывать книгу, наконец нашел фразу:
- «Истина есть нечто ужасное, невыносимое, смертоносное… Простой народ, узнай он её, не смог бы больше жить, а он должен жить, жить…»
Он резко вырвал несколько страниц и начал читать. Он всё читал, читал, сходя с ума от звука своих слов и своего голоса. Прочтя все эти страницы, он остановился:
- Ну, что скажете? – спросил он меня. – Что вы думаете?
- Как и к концу античной цивилизации, - ответил я, - так и сегодня диалектический ум значительно отошёл от того, что есть ценного в жизни. Мы не верим больше в миф, и жизнь потому чахнет. Мне кажется, диалектическому уму пришла пора уснуть. Уснуть, дабы пробудились глубокие созидательные силы человека.
- То есть, новое средневековье? – воскликнул Унамуно, и глаза его метали искры. – То же самое говорил и я! То же самое я однажды сказал Валери: «Разум не в силах переварить достигнутые им же успехи. Ему лучше сделать передышку»[1].
В этот миг под окнами послышалась музыка, суматоха, солдаты радостно кричали: «Поднимайся, Испания!» Унамуно напряженно вслушивался. Гул утих, и снова раздался голос старца Испании, теперь уже усталый и печальный:
- В этот переломный момент, через который проходит сейчас Испания, нужно было... я обязан был присоединиться к военным. Они принесут порядок. Они в состоянии его навести, ибо знают, что такое дисциплина. Не слушайте никого, я не стал «правым», не предал свободу! Но сейчас возникла абсолютная необходимость в наведении порядка. Однако я скоро поднимусь и снова начну сражаться за свободу, в полном одиночестве. Я ни фашист, ни большевик. Я один!
Я попытался сменить тему разговора, ибо видел, как страдает этот убелённый сединами воин, но Старец не отступил:
- Я один! – снова воскликнул он и поднялся. - Один, как Кроче в Италии![2]
Мне не хочется покидать Саламанку, не увидев колючего ежа, Унамуно. Я хожу взад-вперёд по осеннему саду, что за церковью Санта-Мария-де-лос-Кабальерос, и жду, когда придёт пора постучаться к нему в дверь.
Листья уже пожелтели, тополя сияли золотом, три больших чёрных кипариса, неподвижные, неизменные зимой и летом, застыли в раскалённом вечере, а я формулировал про себя два великих вопроса, что собирался задать Унамуно:
1) Каков долг современного человека духа? Принять участие в борьбе? И на чьей стороне?
2) Каким вам видится нынешний миг, в котором оказалась Испания и весь мир? Надвигается новая война, она уже пришла, в Испании происходит первая пристрелка. Возможно ли (и надо ли) этому препятствовать?
Я постучал и вошёл в длинный узкий кабинет, почти пустой: несколько книг, два больших стола, на стенах два романтических пейзажа. Большие окна, яркий свет, на письменном столе открытая книга на английском языке. Я прислушался; из конца коридора донесся звук приближающихся шагов Унамуно: усталая, шаркающая, старческая походка. Куда делась та размашистая поступь, та юношеская лёгкость, которой я всего несколько лет назад любовался в Мадриде? И когда открылась дверь, я увидел, что Унамуно резко постарел, исхудал, сгорбился. Но взор его оставался горящим, быстрым, стремительным, как у тореадора. Не успел я открыть рот, как Унамуно уже мгновенно выскочил в центр арены:
- Я в отчаянии! – воскликнул он, сжимая кулаки. – То, что происходит здесь, где воюют, убивают друг друга, сжигают церкви, произносят литании, вздымают красные флаги и знамёна Христовы, - вы думаете, всё это происходит потому, что испанцы верят? Одни в Христа, а другие в Ленина? Нет! Нет! Послушайте, прислушайтесь хорошенько к тому, что я вам сейчас скажу: всё это происходит потому, что испанцы не верят ни во что! Ни во что! В ничто! Они десперадос. Ни в одном другом языке нет такого слова, ибо нет такого понятия. Десперадос – это тот, кто отлично знает, что ему не за что ухватиться, кто ни во что не верит и, ни во что не веря, впадает в ярость.
Унамуно на мгновение умолк и уставился в окно.
- Как там дела в Греции? – спросил он.
Но, не дождавшись ответа, снова ринулся на арену:
- Испанцы охвачены безумием! – воскликнул он. – И не только испанцы, но весь сегодняшний мир. А почему? Потому что духовный уровень молодёжи по всему миру упал. Они не просто презирают дух, они его ненавидят. Они ненавидят дух – вот что отличает сегодняшнюю молодёжь во всем мире. Их интересует спорт, действие, война, классовая борьба – как вы думаете, почему? Потому что они ненавидят дух. Они говорят, что хотят опереться на действительность; говорят, что испытывают отвращение к романтизму, сентиментальности и абстрактным идеям. Почему, как думаете? Да потому что они ненавидят дух! Уж я-то хорошо знаю современную молодёжь, модернистов! Они ненавидят дух!
Он встал и подошёл к своему письменному столу, схватил раскрытую книгу на английском языке; найдя подходящую фразу, прочёл её вслух.
- Видите? – сказал он. – Они ненавидят дух!
В этот момент я поспешил задать ему вопрос:
- Что же тогда должны делать те, кто ещё любят дух?
Унамуно, редкий случай, услышал вопрос. Он ненадолго умолк и вдруг разразился снова:
- Ничего! – воскликнул он. – Ничего! Лик истины ужасен! Каков наш долг? Сокрыть истину от народа! Ветхий Завет гласит, что тот, кто узрит лик Бога, умрёт. Даже сам Моисей закрыл своё лицо, потому что боялся воззреть на Бога. Такова же и истина. Нужно обманывать, обманывать народ, дабы у него, несчастного, была сила и желание жить. Знай он правду – уже бы не смог, уже бы не захотел жить. Народу нужен миф, заблуждение, обман – вот что поддерживает его в жизни. Да вот, на эту страшную тему я написал книгу, свою последнюю, возьмите!
Он ожил, вены его снова наполнились кровью и вздулись, щёки пылали, тело напряглось, словно помолодев. Одним прыжком он метнулся к книжному шкафу, вытащил оттуда какую-то книгу, быстро написал на ней несколько слов и вручил её мне:
- Держите! «Мученик Сан-Мануэль Буэно». Прочтите и сами всё поймёте. Главный герой тут католический священник, который не верит в бога, однако стремится передать народу веру, которой у него самого нет, чтобы дать народу силы жить. Жить! Ибо он знает, что без веры, без надежды, народу не выжить.
Он саркастически и печально усмехнулся.
- Я уже пятьдесят лет как не исповедовался, однако сам исповедовал священников, монахов, монахинь. Меня не интересуют священнослужители, что много едят, пьют или обогащаются; меня больше интересуют те, кто любят женщин – вот эти страдают. А ещё больше меня интересуют те, кто потерял веру. Трагедия таких людей поистине ужасна. Таков и герой моей книги, Сан-Мануэль Буэно. Вот, смотрите!
Унамуно принялся стремительно перелистывать книгу, наконец нашел фразу:
- «Истина есть нечто ужасное, невыносимое, смертоносное… Простой народ, узнай он её, не смог бы больше жить, а он должен жить, жить…»
Он резко вырвал несколько страниц и начал читать. Он всё читал, читал, сходя с ума от звука своих слов и своего голоса. Прочтя все эти страницы, он остановился:
- Ну, что скажете? – спросил он меня. – Что вы думаете?
- Как и к концу античной цивилизации, - ответил я, - так и сегодня диалектический ум значительно отошёл от того, что есть ценного в жизни. Мы не верим больше в миф, и жизнь потому чахнет. Мне кажется, диалектическому уму пришла пора уснуть. Уснуть, дабы пробудились глубокие созидательные силы человека.
- То есть, новое средневековье? – воскликнул Унамуно, и глаза его метали искры. – То же самое говорил и я! То же самое я однажды сказал Валери: «Разум не в силах переварить достигнутые им же успехи. Ему лучше сделать передышку»[1].
В этот миг под окнами послышалась музыка, суматоха, солдаты радостно кричали: «Поднимайся, Испания!» Унамуно напряженно вслушивался. Гул утих, и снова раздался голос старца Испании, теперь уже усталый и печальный:
- В этот переломный момент, через который проходит сейчас Испания, нужно было... я обязан был присоединиться к военным. Они принесут порядок. Они в состоянии его навести, ибо знают, что такое дисциплина. Не слушайте никого, я не стал «правым», не предал свободу! Но сейчас возникла абсолютная необходимость в наведении порядка. Однако я скоро поднимусь и снова начну сражаться за свободу, в полном одиночестве. Я ни фашист, ни большевик. Я один!
Я попытался сменить тему разговора, ибо видел, как страдает этот убелённый сединами воин, но Старец не отступил:
- Я один! – снова воскликнул он и поднялся. - Один, как Кроче в Италии![2]
![[community profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/community.png){kind=small}