Гомер, Джойс и Казандзакис: Одиссея и Одиссеи, часть 1/2

Не найти в мировой литературе больших антиподов, чем Казандзакис и Джойс: первый – классицист, презирающий стилистические игры, автор романов и пьес о «рыцарях духа», т.е. самых известных персонажах мировой истории, всякий раз придававших новый толчок развитию человечества; второй – модернист, одержимый созданием нового языка, разложивший буквально на молекулы все современные ему литературные стили, во всех своих работах воспевавший простого обывателя, полностью игнорируя, а то и высмеивая, вышеупомянутых «двигателей истории». Однако в мировой литературе нашелся-таки сюжет, равно увлекший обоих антагонистов, что на его основе возвели самые свои масштабные произведения. Эта заметка посвящена двум поистине монументальным трактовкам монументальной же гомеровской «Одиссеи», предпринятым в ХХ веке двумя крупнейшими и диаметрально противоположными в выборе изобразительных средств писателями.

Для начала попробую обозначить связь между Джойсом и Казандзакисом. Понятно, первый наверняка даже и не слыхал о втором, поскольку европейская известность пришла к Казандзакису после Второй Мировой войны, когда Джойс уже умер. А вот насколько Джойс мог повлиять на Казандзакиса – вопрос любопытный. С одной стороны, Казандзакис нигде и словом не обмолвливается о Джойсе, ни в одной из своих публицистических заметок, ни в письмах. С другой, «Улисс» в законченном виде выходит в 1922-м году, принеся его автору всеевропейскую славу – имеются свидетельства о поклонниках, что просят у Джойса разрешения поцеловать руку, написавшую «Улисса» (и знаменитый ответ: «Нет-нет, она делала не только это»); а уже в 1924-м году Казандзакис приступает к написанию продолжения гомеровской эпопеи. Совпадение? Не думаю. Кроме шуток, мог ли греческий интеллектуал, подрабатывающий литературными переводами западноевропейских классиков (т.е. глубоко погруженный в литературную атмосферу своей эпохи), не прочесть крупнейший роман ХХ века, структура которого вольно обыгрывает «Одиссею» Гомера, этакое национальное греческое достояние? Мог ли не попытаться дать ответ дерзкому ирландцу, который низвёл странствия современного Одиссея до походов по пабам и борделям? Что если этот «одиссеевский» ренессанс и подтолкнул его к написанию своей эпопеи, более верной и подобающей, с его точки зрения? Здесь остается только гадать, поскольку, как я уже отмечал, Казандзакис нигде не упоминает об «Улиссе», однако лично я склоняюсь к наличию такой невидимой связи между двумя этими произведениями.

(памятник Джеймсу Джойсу в Дублине и Никосу Казандзакису на острове Эгина)

Об «Улиссе», его композиции, тематических планах, связи с Гомером и т.д. и т.п. написано целое море литературы, в том числе и русскоязычными исследователями, потому подробно останавливаться на произведении Джойса я не вижу большого смысла и сразу же перейду к практически неизвестной в России «Одиссее» Казандзакиса. Но сначала попробую кратко систематизировать основные моменты трёх этих литературных шедевров.

«Одиссея» Гомера	«Улисс» Джойса	«Одиссея» Казандзакиса
Дата написания
VIII век до н. э.	1914—1921	1924-1938
Язык и структура
Написана гекзаметром (шестистопным дактилем), состоит из 12 110 стихов. Позднее разделена на 24 песни, по числу букв греческого алфавита.	Вершина литературы модернизма; пожалуй, лучший образец потока сознания в современной литературе; разделен на 18 эпизодов.	33 333 строк, написанных крайне непривычным для того времени семнадцатисложным нерифмованным восьмистопным ямбом; разделена на 24 песни, по числу букв греческого алфавита.
Лексика
Употребление сложных эпитетов («быстроногий», «розовоперстая») и т.д.	Джойс использует метафоры, символы, двусмысленные выражения и скрытые намёки, которые постепенно переплетаются между собой и образуют сеть, связывающую всё произведение.	Использование обширного лексикона народных слов и просторечий, собранного со всей Греции и непонятного афинским интеллектуалам. Употребление сложных самоизобретенных прилагательных.
Авторский замысел
Центральным эпизодом своей поэмы Гомер выбрал пир у феаков – все предшествующие эпизоды скитаний Одиссея вмещены в его рассказ о себе на пиру. А за всем этим, то в ходе рассказа, то в пространном описании, то в беглом сравнении, проходит энциклопедия древнегреческой народной жизни – труд пахаря и кузнеца, народное собрание и суд, дом и битвы, оружие и утварь. Сегодня такие сцены могут показаться длиннотами, отвлекающими от действия, но современники Гомера ими наслаждались.	Рассказ об одном дне, прожитом самым ординарным обывателем ничем не примечательного европейского городка. При этом этот день символизирует любой другой день на Земле, главные герои (Блум и Стивен) символизируют мужчину как такового, а жена Блума воплощает в себе образ всех женщин. Поэтика произведения вмещает в себя всю литературу со всеми её стилями и техниками письма.	По мнению автора, наиболее полный итог его жизни и размышлений. В отличие от «Улисса» литературный стиль неизменен. Однако в 24 песнях поэмы перечисляются все политические, философские и этические концепции в истории человечества. Одиссей в своих странствиях встречает египетских фараонов и революционных лидеров (списанных с Ленина, Троцкого и Сталина), а также Фауста и Дон Кихота, Будду и Христа. С каждым он ведёт беседы, каждого сравнивает с собой, но каждого и покидает, всякий раз продолжая свой собственный путь.
Структура
Структура поэмы: телемахия, приключения Одиссея, ностос.	Сохранена гомеровская структура: телемахия, приключения Одиссея, ностос. Каждый из 18 эпизодов символизирует отдельный вид искусства, цвет (и даже орган человеческого тела), а также написан в соответствующем такому отдельному виду искусства литературном стиле.	Сохранена гомеровская структура: телемахия, приключения Одиссея, ностос. Каждому из трёх блоков присуща отдельная философия. 1) Телемахия. Уровень самосознания: эго. Доминирующий характер: животность, сладострастие. Отношение к добру и злу: противники. 2) Приключения. Уровень самосознания: нация, затем человечество и вся земля. Доминирующий характер: деятельность, подвиги, интеллект. Отношение к добру и злу: союзники. 3) Ностос. Уровень самосознания: всё сущее. Доминирующий характер: печаль, спокойствие, пламя. Отношение к добру и злу: они суть одно. И по сути их даже не существует.
Образ Одиссея
Настоящий эпический герой: храбрый воин и умный военачальник, отважный мореход, искусный плотник, охотник, торговец, рачительный хозяин, сказитель. Он любящий сын, супруг и отец, но он же и любовник нимф Кирки и Калипсо. Характер героя повсеместно противоречив: он искренне переживает гибель друзей, страдания, жаждет вернуться домой, но при этом и наслаждается каждым мигом переменчивой жизни.	«Улисс» – масштабный и мощный гимн среднему человеку, исполненный подлинного гуманизма. Добродушный, чудаковатый Блум одерживает в повседневной жизни свои маленькие победы, которые автором возносятся до подлинно эпических высот – эти победы даются ему нелегко, и здесь на помощь приходят качества Улисса: ум, изобретательность, человечность. Блум – обыватель, но без вульгарности. Он обаятелен, дружелюбен, порою, даже смешон; у него множество странностей: от  гастрономических пристрастий до сексуальных аппетитов (к тому же бедняга – рогоносец), а также необычных интересов и влечений. Но он обладает и удивительной душевной глубиной.	«Одиссей, - сказал писатель однажды в газетном интервью, -  это человек, который освободился от всего – от религий, философий, политических систем – который оборвал все связи. Он хочет испытать все проявления жизни, свободный от всяких планов и систем и держа в уме мысль о смерти в качестве стимула. Не делать всякое удовольствие ещё более острым, а всякий преходящий миг еще более приятным в своей быстротечности, но возбудить свой аппетит к жизни, дабы в большей степени объять и исчерпать все вещи, чтобы когда, наконец, настала смерть, ей нечего было бы отнять у него, чтобы она нашла лишь полностью растратившего себя Одиссея».
Восприятие произведения современниками
Энциклопедия древнегреческой жизни во всех её аспектах.	Энциклопедия литературных стилей и приёмов. Произведение, продиктованное абсолютным нигилизмом, отчуждением, невозможностью подлинного контакта между людьми. Эстетическое произведение анархиста.	Энциклопедия культурологических и цивилизационных вех в истории человечества. Произведение, продиктованное отчаянием и абсолютным нигилизмом. Политическое произведение анархиста.

***

Когда зимой 1938-го года, в возрасте пятидесяти пяти лет, Никос Казандзакис впервые
опубликовал свою «Одиссею» в Афинах, её там уже давно и с нетерпением ждали, но принята она была со смешанными чувствами. Ожидали её с 1925-го года, двенадцать лет, за которые автор написал и переработал семь полных вариантов того, что, как он надеялся, станет полным итогом его жизни и размышлений. Хотя позднее Казандзакис и осуществил перевод на современный греческий язык «Илиады» и «Одиссеи», сейчас он осмелился бросить вызов самому священному из всех поэтов -  не только тем, что фактически нарастил свой собственный эпос непосредственно на поэму Гомера, но и дал ему точно такое же название, а объем такого "сиквела" в три раза превысил объем оригинала. Казандзакис осмелился совершить эту попытку в эпоху, когда все филологи были единодушны во мнении, что невозможно более написать длинную эпическую поэму, основанную на мифе. Критиков теперь ожидал огромный том из 835 страниц, 24 песен (по числу букв в греческом алфавите) и 33 333 строк, написанных крайне непривычным для тогдашней греческой традиции семнадцатисложным нерифмованным восьмистопным ямбом. Как и «Улисс», поэма решительно порывала с традициями и содержала немало лингвистических новшеств – конечно, касательно греческого языка. Самым обескураживающим для всех афинских интеллектуалов было столкнуться с лексиконом из почти 2 тысяч слов, с которыми они оказались явно незнакомы, хотя эти слова и фразы находились в повседневном обиходе у пастухов и рыбаков из самых разных греческих регионов и островов или же содержались в народных песнях и легендах.

Тут необходимо сделать небольшое уточнение. Русскоязычному читателю может показаться странным эта шумиха вокруг языка литературного произведения – дескать, ну, написано и написано; даже если и есть какие-то лингвистические странности, то что с того? Однако в контексте греческих реалий вплоть до второй половины ХХ века то был совсем не праздный вопрос. Сразу после обретения Грецией независимости встал вопрос о том, какой язык должен стать в стране официальным. Повседневная речь за годы владычества Османской империи была, по мнению греческих интеллектуалов патриотического толка, безнадежно испорчена тюркизмами, но и вернуться к древнегреческому языку представлялось чересчур радикальным. В результате появился фактически искусственно созданный «очищенный» язык (т.н. «кафаревуса», что собственно и означает «очищенный») – некая промежуточная форма между разговорным языком широких масс (т.н. «димотикой») и языком славных предков. Сей пуризм породил проблему двуязычия, когда широкие массы, естественно, продолжали говорить на привычном для себя языке, а вот основным языком делопроизводства, образования, журналистики, научных работ и большей части литературы стала кафаревуса. Нация фактически оказалась разделенной по языковому признаку – шутка ли, перевод Библии на димотику в первой половине ХХ века вызвал огромные демонстрации и столкновения сторонников и противников пуризма, с людскими жертвами (!!!). Вот такие нешуточные страсти кипели некогда в Греции касательно лингвистических проблем. Ныне димотика всё-таки стала официальным языком страны, но в эпоху казандзакисовской «Одиссеи» вольные лингвистические эксперименты воспринимались элитой крайне неблагосклонно.
( Read more... )

Гомер, Джойс и Казандзакис: Одиссея и Одиссеи, часть 2/2

Но если Одиссей Казандзакиса рвется в огромный внешний мир – подальше от семьи и родной Итаки, то, по Джойсу, порывы Улисса направлены прямо противоположно: из огромного, враждебного, холодного  мира – домой, в теплоту и тесноту личных отношений. При этом Джойс одержим Одиссем не меньше Казандзакиса: ещё «Дублинцев» он вначале собирался назвать «Улисс в Дублине», и, утверждая, что «Одиссея» грандиознее и глубже «Гамлета», «Дон Кихота», «Фауста», «Божественной комедии», считал Улисса самым человечным персонажем всей мировой литературы.

Джойс постоянно «душит» друзей и просто знакомых рассуждения о Гомере и его поэмах, сравнивает  полюбившийся образ с другими, великими: Фауст? – да это же не человек! Кто он такой? «Старик это или юноша? Где его семья и дом? Никто не знает. Он неполон, потому что не бывает один, вокруг него вечно вьется Мефистофель». Гамлет? - но он «только сын», сын – и больше ничего. Улисс же многогранен, он реализует себя во всех ипостасях, во всех аспектах жизни, социальной, семейной: он и сын Лаэрта, но и отец Телемаху, муж Пенелопы, любовник Калипсо, товарищ по оружию многих греков в Троянской войне, царь Итаки. «Пройдя через множество испытаний, он преодолевает их все благодаря мужеству и мудрости. Он никогда не поднял бы оружия против Трои, но греческий мобилизационный чиновник оказался хитрее и, когда Одиссей, притворяясь безумным, пахал бесплодные пески, уложил перед плугом его младенца‑сына. Но, взяв оружие, сознательный противник войны идет до конца. Когда остальные хотят снять осаду, он настаивает продолжать ее, пока Троя не падет. Однако история Одиссея не кончается с концом Троянской войны. Она лишь начинается, когда другие греческие герои могут до конца жизни пребывать в покое и благоденствии. И вообще он был первым джентльменом Европы, – шутит Джойс. – Вынужденный выйти навстречу юной царице нагишом, он прикрыл водорослями некоторые части своего просоленного, искусанного крабами тела. Он был изобретателем. Танк – его изобретение. Деревянный конь или железный ящик – неважно; это все равно оболочка, скрывающая вооруженных солдат».

Однако на одержимости Одиссеем, эпическом размахе и литературном новаторстве сходство между эпосами Джойса и Казандзакиса заканчивается. И если Казандзакис следует традиции Гомера, то Джойс её профанирует, если критянин поддерживает «градус» гомеровской патетики, пафос античной «Одиссеи», то дублинец, со свойственной ему иронией, всячески его снижает. И тогда верная Пенелопа оборачивается блудливой Молли, Цирцея – бандершей, Циклоп – тупым и пошлым Гражданином, примеры можно приводить бесконечно.

Стоит обратить внимание и на ещё одно существенное отличие: как много значит женщина у Джойса (вся внутренняя жизнь Блума-Улисса, весь поток его сознания вихрится вкруг нее) – и как мало у Казандзакиса: а вот это уже не европейская, но восточная традиция, обусловленная, верно, происхождением последнего с отуреченного Крита.

Ну, и, разумеется, было бы непростительно не отметить главную особенность джойсова «Улисса» – невероятное обилие аллюзий, к сожалению, подчас понятных лишь носителю языка, глубоко посвященному в тонкости англоязычной литературы и культуры в целом.

***

В своей работе The Ulysses Theme доктор У. Б. Стэнфорд, профессор кафедры греческого языка в университете Дублина отслеживает, как образ Одиссея менялся в литературе на протяжении почти трех тысяч лет - с древнегреческой эпохи, эпохи эллинизма, александрийской, римской и средневековой до эпохи Возрождения и Нового времени, а последнюю главу посвящает рассмотрению «Одиссеи» Казандзакиса и «Улисса» Джойса как «наиболее проработанных портретов Одиссея во всей пост-гомеровской традиции», как «необычайно многогранных символов современных чаяний и дилемм», делая вывод, что «Одиссея» Казандзакиса предлагает не меньше этических, теологических и художественных споров, что и «Улисс» Джойса.
( Read more... )

P.S. Исследователь творчества Казандзакиса Питер Бин (Peter Bien) в своей работе Politics of the Spirit предлагает схематичную структуру «Одиссеи» явно по аналогии со знаменитыми схемами «Улисса». Я со своей стороны нескольку дополнил эту схему. Обратим внимание на повторяющиеся мотивы и ретроспекции, что позволяют сделать вывод о структуре поэмы как о не вполне линейной, в чем-то по-своему родственной «Улиссу», когда каждая часть не изолирована, а тесно связана с любой другой частью произведения. А пролог и эпилог намекают, что  - как и в случае с пьесой «Будда» - всё действие происходит в голове поэта, воспевающего солнце.

Песнь	Место действия	Лик бога согласно 7-главому тотему, полученному Одиссеем в пятой песне	5-уровневая резьба на гробнице в одиннадцатой песне	Размышления Одиссея на горе в Африке в четырнадцатой песне	Акцент от автора	Обрамление
Пролог						Бездна; восход
I. Телемахия						Наполненный светом промежуток
1	Итака (прибытие Одиссея и его последующее бегство)	Животность; сладострастие	Силы природы	Пещерный человек; эго	Люди действия; добро и зло суть противники
2
II. Приключения Одиссея
3	Спарта (второе похищение Елены)	Свирепая воинственность	Сельское хозяйство	Сладострастие
4
5	Крит (упадочная цивилизация минойцев, восстание)		Нега и искусство	Свирепая воинственность; преодоление эго, нация
6
7
8
9	Египет (неудачная попытка революции; явные параллели с лидерами Советского Октября)
10
11
12	Пустыня			Преодоление нации, человечество. Преодоление человечества; природа. Преодоление всех границ, бог. Возвращение к активной деятельности	Люди теорий; добро и зло суть союзники. Возвращение к активной деятельности
13	Джунгли; исток Нила
14	Гора (Одиссей беседует с Богом)	Интеллект
15	Одиссей строит идеальный город
III. Ностос
16	Край бездны	Печаль; безмятежность	Боги		Мистицизм; добро и зло суть одно
17
18	Путешествие к южной оконечности Африки (встреча с Фаустом, Дон Кихотом и Буддой
19
20
21	Южный океан (встреча с Христом)
22	Плавучая льдина
23	Айсберг (смерть Одиссея)	Бесплотное пламя	Бесплотное пламя		Восточный мистицизм
24
Эпилог					Не существует даже и этого	Закат; бездна

Развёрнутый синопсис этой поэмы будет представлен в следующих постах.