![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
kapetan_zorbasНо если Одиссей Казандзакиса рвется в огромный внешний мир – подальше от семьи и родной Итаки, то, по Джойсу, порывы Улисса направлены прямо противоположно: из огромного, враждебного, холодного мира – домой, в теплоту и тесноту личных отношений. При этом Джойс одержим Одиссем не меньше Казандзакиса: ещё «Дублинцев» он вначале собирался назвать «Улисс в Дублине», и, утверждая, что «Одиссея» грандиознее и глубже «Гамлета», «Дон Кихота», «Фауста», «Божественной комедии», считал Улисса самым человечным персонажем всей мировой литературы.
Джойс постоянно «душит» друзей и просто знакомых рассуждения о Гомере и его поэмах, сравнивает полюбившийся образ с другими, великими: Фауст? – да это же не человек! Кто он такой? «Старик это или юноша? Где его семья и дом? Никто не знает. Он неполон, потому что не бывает один, вокруг него вечно вьется Мефистофель». Гамлет? - но он «только сын», сын – и больше ничего. Улисс же многогранен, он реализует себя во всех ипостасях, во всех аспектах жизни, социальной, семейной: он и сын Лаэрта, но и отец Телемаху, муж Пенелопы, любовник Калипсо, товарищ по оружию многих греков в Троянской войне, царь Итаки. «Пройдя через множество испытаний, он преодолевает их все благодаря мужеству и мудрости. Он никогда не поднял бы оружия против Трои, но греческий мобилизационный чиновник оказался хитрее и, когда Одиссей, притворяясь безумным, пахал бесплодные пески, уложил перед плугом его младенца‑сына. Но, взяв оружие, сознательный противник войны идет до конца. Когда остальные хотят снять осаду, он настаивает продолжать ее, пока Троя не падет. Однако история Одиссея не кончается с концом Троянской войны. Она лишь начинается, когда другие греческие герои могут до конца жизни пребывать в покое и благоденствии. И вообще он был первым джентльменом Европы, – шутит Джойс. – Вынужденный выйти навстречу юной царице нагишом, он прикрыл водорослями некоторые части своего просоленного, искусанного крабами тела. Он был изобретателем. Танк – его изобретение. Деревянный конь или железный ящик – неважно; это все равно оболочка, скрывающая вооруженных солдат».
Однако на одержимости Одиссеем, эпическом размахе и литературном новаторстве сходство между эпосами Джойса и Казандзакиса заканчивается. И если Казандзакис следует традиции Гомера, то Джойс её профанирует, если критянин поддерживает «градус» гомеровской патетики, пафос античной «Одиссеи», то дублинец, со свойственной ему иронией, всячески его снижает. И тогда верная Пенелопа оборачивается блудливой Молли, Цирцея – бандершей, Циклоп – тупым и пошлым Гражданином, примеры можно приводить бесконечно.
Стоит обратить внимание и на ещё одно существенное отличие: как много значит женщина у Джойса (вся внутренняя жизнь Блума-Улисса, весь поток его сознания вихрится вкруг нее) – и как мало у Казандзакиса: а вот это уже не европейская, но восточная традиция, обусловленная, верно, происхождением последнего с отуреченного Крита.
Ну, и, разумеется, было бы непростительно не отметить главную особенность джойсова «Улисса» – невероятное обилие аллюзий, к сожалению, подчас понятных лишь носителю языка, глубоко посвященному в тонкости англоязычной литературы и культуры в целом.
Казандзакис, продолжает доктор Стэнфорд, нашел множество новых способов осмысления образа Одиссея в контексте современной мысли и представил «всеобъемлющий портрет героя – странника и политика, разрушителя и консерватора, сластолюбца и аскета, воина и философа, прагматика и идеалиста, законодателя и весельчака», объединив массу элементов, разбросанных как в античной, так и в современной традиции. Немало черт своего героя и его приключений Казандзакис несомненно почерпнул из древнегреческого эпоса, но по сути, как считает доктор Стэнфорд, «его Одиссей есть олицетворение главного героя Данте и происходит из традиции, ведущей от Данте». В XXVI песне дантовского «Ада» Одиссей говорит из раздвоенного огненного снопа:
Ни нежность к сыну, ни перед отцом
Священный страх, ни долг любви спокойный
Близ Пенелопы с радостным челом
Не возмогли смирить мой голод знойный
Изведать мира дальний кругозор
И все, чем дурны люди и достойны.
И я в морской отважился простор,
На малом судне выйдя одиноко
С моей дружиной, верной с давних пор.
… «О братья, - так сказал я, - на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!
Тот малый срок, пока еще не спят
Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный!
Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены».
Доктор Стэнфорд считает, что первоочередной мотив героя – освободиться от домашней обстановки на Итаке. Это схоже с мыслью великого греко-александрийского поэта Константиноса Кавафиса, который в своем стихотворении «Итака» писал:
Пусть в помыслах твоих Итака будет
конечной целью длинного пути.
И не старайся сократить его, напротив,
на много лет дорогу растяни,
чтоб к острову причалить старцем -
обогащенным тем, что приобрел в пути,
богатств не ожидая от Итаки.
Какое плаванье она тебе дала!
Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь.
Других даров она уже не даст.
И если ты найдешь ее убогой,
обманутым себя не почитай.
Теперь ты мудр, ты много повидал
и верно понял, что Итаки означают.
А в XVI песне поэмы Казандзакиса Одиссей восклицает: «Душа моя, странствия стали твоей родной землёй!»
Любопытный момент: идея продолжений странствий Одиссея уже после его возвращения на Итаку не является авторским вымыслом Казандзакиса. Несмотря на то, что поэма Гомера завершается избиением Одиссеем женихов и примирением с жителями Итаки, в песне XI Тиресий в Аиде, куда Одиссей спускается, дабы выведать у слепого прорицателя путь к своему дому, среди прочего говорит следующее:
Ты, воротившись домой, за насилия их отомстишь им.
После того как в дому у себя женихов перебьешь ты
Гибельной медью, - открыто иль хитростью, - снова отправься
Странствовать, выбрав весло по руке, и странствуй, доколе
В край не прибудешь к мужам, которые моря не знают,
Пищи своей никогда не солят, никогда не видали
Пурпурнощеких судов, не видали и сделанных прочно
Весел, которые в море судам нашим крыльями служат.
Признак тебе сообщу я надежнейший, он не обманет:
Если путник другой, с тобой повстречавшийся, скажет,
Что на блестящем плече ты лопату для веянья держишь, -
Тут же в землю воткни весло свое прочной работы,
И кабана, что свиней покрывает, быка и барана
Жертвой прекрасной зарежь колебателю недр Посейдону, -
И возвращайся домой, и святые сверши гекатомбы
Вечно живущим богам, владеющим небом широким,
Всем по порядку. Тогда не средь волн разъяренного моря
Тихо смерть на тебя низойдет. И, настигнутый ею,
В старости светлой спокойно умрешь, окруженный всеобщим
Счастьем народов твоих. Все сбудется так, как сказал я.
Доктор Стэнфорд считает, что «главной страстью своего героя Казандзакис сделал желание быть свободным. В самом деле, с психологической точки зрения его эпопея является исследованием значения свободы» – во всех ее подтекстах освобождения, искупления, избавления и спасения.
Философские взгляды Казандзакиса являлись передовыми для его эпохи и во многом остаются таковыми даже сегодня. В их основе лежало желание понять устройство мира, т.е. по сути их можно назвать космологическими. Этими вопросами традиционно занималась религия, но предлагаемые ею ответы не удовлетворяли Казандзакиса, который прежде всего желал привести религиозные доктрины в соответствие с современными научными постулатами. В начале 20-х годов – а именно, в 1923-м, когда был написан первый вариант «Аскетики» - писателем была предпринята новаторская и весьма оригинальная попытка привести к общему знаменателю постоянную изменчивость, непредсказуемость и хаотичность окружающего мира со статичным, совершенным и неизменным божеством. И, несмотря на то, что это эссе с тех пор неоднократно перерабатывалась Казандзакисом, в целом оно сохраняло свою основную суть.
У человека, пишет Казандзакис в «Аскетике» (да и в самой «Одиссее»), три долга. Первый долг – перед разумом, который упорядочивает хаос, формулирует законы, наводит мосты над непостижимой бездной и устанавливает рациональные границы, за пределы которых человек не осмеливается зайти. Но его второй долг – перед сердцем, которое не признаёт никаких границ, которое жаждет проникнуть за пределы видимых глазу явлений и слиться с чем-то, что находится за пределами разума и материи. Третий долг – в том, чтобы освободиться и от разума, и от сердца – от великого соблазна надежды, что они дают. Человек должен тогда объять бездну, безо всякой надежды он должен сказать себе, что не существует ничего, – ни жизни, ни смерти, – и принять эту неизбежность мужественно, с ликованием и песней. Он должен выйти за пределы разума, сердца и надежды, за пределы своего «я», своей нации и даже человечества, за пределы всех явлений и далее погрузиться в созерцание Незримого, пронизывающего все вещи и совершающего вечное восхождение. Сущностью Незримого является мучительный подъем ко всё большей чистоте духа, к свету. Целью же является сама борьба, поскольку это восхождение бесконечно.
В песне III, когда Одиссей смотрит, как племена светловолосых варваров медленно спускаются в Грецию с севера, он восклицает: «Благословен тот час, когда я был рожден – на стыке двух эпох!»
В намерения Казандзакиса также никогда не входило соперничать или подражать Гомеру. Хотя он и нарастил свою поэму непосредственно на основной пласт «Одиссеи» Гомера, отрезав последние ее две главы и втиснув начало своей поэмы в гомеровскую песнь XXII, его произведение не продолжает прежнюю линию, но почти сразу же сворачивает в своем собственном направлении, в направлении современного мира и его проблем, безжалостно отказываясь от ненужных акцентов. Одиссей не обращает никакого внимания на Пенелопу, словно её образ растворился за девятнадцать лет ожидания; между ним, его сыном, его отцом и его народом формируются новые отношения; олимпийские боги почти полностью сходят со сцены, освобождая место для постепенного рождения нового неистового божества, и бурные поиски современным человеком новых вопросов и новых ответов почти сразу же начинаются.
P.S. Исследователь творчества Казандзакиса Питер Бин (Peter Bien) в своей работе Politics of the Spirit предлагает схематичную структуру «Одиссеи» явно по аналогии со знаменитыми схемами «Улисса». Я со своей стороны нескольку дополнил эту схему. Обратим внимание на повторяющиеся мотивы и ретроспекции, что позволяют сделать вывод о структуре поэмы как о не вполне линейной, в чем-то по-своему родственной «Улиссу», когда каждая часть не изолирована, а тесно связана с любой другой частью произведения. А пролог и эпилог намекают, что - как и в случае с пьесой «Будда» - всё действие происходит в голове поэта, воспевающего солнце.
Развёрнутый синопсис этой поэмы будет представлен в следующих постах.
Джойс постоянно «душит» друзей и просто знакомых рассуждения о Гомере и его поэмах, сравнивает полюбившийся образ с другими, великими: Фауст? – да это же не человек! Кто он такой? «Старик это или юноша? Где его семья и дом? Никто не знает. Он неполон, потому что не бывает один, вокруг него вечно вьется Мефистофель». Гамлет? - но он «только сын», сын – и больше ничего. Улисс же многогранен, он реализует себя во всех ипостасях, во всех аспектах жизни, социальной, семейной: он и сын Лаэрта, но и отец Телемаху, муж Пенелопы, любовник Калипсо, товарищ по оружию многих греков в Троянской войне, царь Итаки. «Пройдя через множество испытаний, он преодолевает их все благодаря мужеству и мудрости. Он никогда не поднял бы оружия против Трои, но греческий мобилизационный чиновник оказался хитрее и, когда Одиссей, притворяясь безумным, пахал бесплодные пески, уложил перед плугом его младенца‑сына. Но, взяв оружие, сознательный противник войны идет до конца. Когда остальные хотят снять осаду, он настаивает продолжать ее, пока Троя не падет. Однако история Одиссея не кончается с концом Троянской войны. Она лишь начинается, когда другие греческие герои могут до конца жизни пребывать в покое и благоденствии. И вообще он был первым джентльменом Европы, – шутит Джойс. – Вынужденный выйти навстречу юной царице нагишом, он прикрыл водорослями некоторые части своего просоленного, искусанного крабами тела. Он был изобретателем. Танк – его изобретение. Деревянный конь или железный ящик – неважно; это все равно оболочка, скрывающая вооруженных солдат».
Однако на одержимости Одиссеем, эпическом размахе и литературном новаторстве сходство между эпосами Джойса и Казандзакиса заканчивается. И если Казандзакис следует традиции Гомера, то Джойс её профанирует, если критянин поддерживает «градус» гомеровской патетики, пафос античной «Одиссеи», то дублинец, со свойственной ему иронией, всячески его снижает. И тогда верная Пенелопа оборачивается блудливой Молли, Цирцея – бандершей, Циклоп – тупым и пошлым Гражданином, примеры можно приводить бесконечно.
Стоит обратить внимание и на ещё одно существенное отличие: как много значит женщина у Джойса (вся внутренняя жизнь Блума-Улисса, весь поток его сознания вихрится вкруг нее) – и как мало у Казандзакиса: а вот это уже не европейская, но восточная традиция, обусловленная, верно, происхождением последнего с отуреченного Крита.
Ну, и, разумеется, было бы непростительно не отметить главную особенность джойсова «Улисса» – невероятное обилие аллюзий, к сожалению, подчас понятных лишь носителю языка, глубоко посвященному в тонкости англоязычной литературы и культуры в целом.
***
В своей работе The Ulysses Theme доктор У. Б. Стэнфорд, профессор кафедры греческого языка в университете Дублина отслеживает, как образ Одиссея менялся в литературе на протяжении почти трех тысяч лет - с древнегреческой эпохи, эпохи эллинизма, александрийской, римской и средневековой до эпохи Возрождения и Нового времени, а последнюю главу посвящает рассмотрению «Одиссеи» Казандзакиса и «Улисса» Джойса как «наиболее проработанных портретов Одиссея во всей пост-гомеровской традиции», как «необычайно многогранных символов современных чаяний и дилемм», делая вывод, что «Одиссея» Казандзакиса предлагает не меньше этических, теологических и художественных споров, что и «Улисс» Джойса. Казандзакис, продолжает доктор Стэнфорд, нашел множество новых способов осмысления образа Одиссея в контексте современной мысли и представил «всеобъемлющий портрет героя – странника и политика, разрушителя и консерватора, сластолюбца и аскета, воина и философа, прагматика и идеалиста, законодателя и весельчака», объединив массу элементов, разбросанных как в античной, так и в современной традиции. Немало черт своего героя и его приключений Казандзакис несомненно почерпнул из древнегреческого эпоса, но по сути, как считает доктор Стэнфорд, «его Одиссей есть олицетворение главного героя Данте и происходит из традиции, ведущей от Данте». В XXVI песне дантовского «Ада» Одиссей говорит из раздвоенного огненного снопа:
Ни нежность к сыну, ни перед отцом
Священный страх, ни долг любви спокойный
Близ Пенелопы с радостным челом
Не возмогли смирить мой голод знойный
Изведать мира дальний кругозор
И все, чем дурны люди и достойны.
И я в морской отважился простор,
На малом судне выйдя одиноко
С моей дружиной, верной с давних пор.
… «О братья, - так сказал я, - на закат
Пришедшие дорогой многотрудной!
Тот малый срок, пока еще не спят
Земные чувства, их остаток скудный
Отдайте постиженью новизны,
Чтоб, солнцу вслед, увидеть мир безлюдный!
Подумайте о том, чьи вы сыны:
Вы созданы не для животной доли,
Но к доблести и к знанью рождены».
Доктор Стэнфорд считает, что первоочередной мотив героя – освободиться от домашней обстановки на Итаке. Это схоже с мыслью великого греко-александрийского поэта Константиноса Кавафиса, который в своем стихотворении «Итака» писал:
Пусть в помыслах твоих Итака будет
конечной целью длинного пути.
И не старайся сократить его, напротив,
на много лет дорогу растяни,
чтоб к острову причалить старцем -
обогащенным тем, что приобрел в пути,
богатств не ожидая от Итаки.
Какое плаванье она тебе дала!
Не будь Итаки, ты не двинулся бы в путь.
Других даров она уже не даст.
И если ты найдешь ее убогой,
обманутым себя не почитай.
Теперь ты мудр, ты много повидал
и верно понял, что Итаки означают.
А в XVI песне поэмы Казандзакиса Одиссей восклицает: «Душа моя, странствия стали твоей родной землёй!»
Любопытный момент: идея продолжений странствий Одиссея уже после его возвращения на Итаку не является авторским вымыслом Казандзакиса. Несмотря на то, что поэма Гомера завершается избиением Одиссеем женихов и примирением с жителями Итаки, в песне XI Тиресий в Аиде, куда Одиссей спускается, дабы выведать у слепого прорицателя путь к своему дому, среди прочего говорит следующее:
Ты, воротившись домой, за насилия их отомстишь им.
После того как в дому у себя женихов перебьешь ты
Гибельной медью, - открыто иль хитростью, - снова отправься
Странствовать, выбрав весло по руке, и странствуй, доколе
В край не прибудешь к мужам, которые моря не знают,
Пищи своей никогда не солят, никогда не видали
Пурпурнощеких судов, не видали и сделанных прочно
Весел, которые в море судам нашим крыльями служат.
Признак тебе сообщу я надежнейший, он не обманет:
Если путник другой, с тобой повстречавшийся, скажет,
Что на блестящем плече ты лопату для веянья держишь, -
Тут же в землю воткни весло свое прочной работы,
И кабана, что свиней покрывает, быка и барана
Жертвой прекрасной зарежь колебателю недр Посейдону, -
И возвращайся домой, и святые сверши гекатомбы
Вечно живущим богам, владеющим небом широким,
Всем по порядку. Тогда не средь волн разъяренного моря
Тихо смерть на тебя низойдет. И, настигнутый ею,
В старости светлой спокойно умрешь, окруженный всеобщим
Счастьем народов твоих. Все сбудется так, как сказал я.
Доктор Стэнфорд считает, что «главной страстью своего героя Казандзакис сделал желание быть свободным. В самом деле, с психологической точки зрения его эпопея является исследованием значения свободы» – во всех ее подтекстах освобождения, искупления, избавления и спасения.
***
Незадолго до начала работы над «Одиссей» Казандзакис написал эссе, получившее при переводе на английский название «Спасители Божьи» (в моём переводе - "Аскетика") и впитавшее в себя всю жизненную и творческую философию Казандзакиса. Фактически, «Аскетика» представляют собой беспрецедентный случай в литературе, когда автор сначала составляет некий концентрат всех своих идей и лишь затем, дозировано, по частям воплощает их в других произведениях. С точки зрения анализа «Одиссеи» Казандзакиса это эссе трудно переоценить – Питер Бин (Peter Bien), переводчик и исследователь творчества Казандзакиса, даже иронизирует, что на самом деле замысел «Одиссеи» это заставить-таки публику, проигнорировавшую «Аскетику», ознакомиться с философией Казандзакиса, на этот раз облачённой в одежды эпоса. Философские взгляды Казандзакиса являлись передовыми для его эпохи и во многом остаются таковыми даже сегодня. В их основе лежало желание понять устройство мира, т.е. по сути их можно назвать космологическими. Этими вопросами традиционно занималась религия, но предлагаемые ею ответы не удовлетворяли Казандзакиса, который прежде всего желал привести религиозные доктрины в соответствие с современными научными постулатами. В начале 20-х годов – а именно, в 1923-м, когда был написан первый вариант «Аскетики» - писателем была предпринята новаторская и весьма оригинальная попытка привести к общему знаменателю постоянную изменчивость, непредсказуемость и хаотичность окружающего мира со статичным, совершенным и неизменным божеством. И, несмотря на то, что это эссе с тех пор неоднократно перерабатывалась Казандзакисом, в целом оно сохраняло свою основную суть.
У человека, пишет Казандзакис в «Аскетике» (да и в самой «Одиссее»), три долга. Первый долг – перед разумом, который упорядочивает хаос, формулирует законы, наводит мосты над непостижимой бездной и устанавливает рациональные границы, за пределы которых человек не осмеливается зайти. Но его второй долг – перед сердцем, которое не признаёт никаких границ, которое жаждет проникнуть за пределы видимых глазу явлений и слиться с чем-то, что находится за пределами разума и материи. Третий долг – в том, чтобы освободиться и от разума, и от сердца – от великого соблазна надежды, что они дают. Человек должен тогда объять бездну, безо всякой надежды он должен сказать себе, что не существует ничего, – ни жизни, ни смерти, – и принять эту неизбежность мужественно, с ликованием и песней. Он должен выйти за пределы разума, сердца и надежды, за пределы своего «я», своей нации и даже человечества, за пределы всех явлений и далее погрузиться в созерцание Незримого, пронизывающего все вещи и совершающего вечное восхождение. Сущностью Незримого является мучительный подъем ко всё большей чистоте духа, к свету. Целью же является сама борьба, поскольку это восхождение бесконечно.
***
После анализа образа Одиссея в народных пьесах, текстах песен, романах и нравоучительных текстах доктор Стэнфорд приходит к выводу, что прозаический текст Джойса и поэма Казандзакиса ближе к героическому эпосу, чем к любой другой из этих жанров. Однако для Казандзакиса вопрос о том, является ли его поэма эпической или нет, не представлял большой важности. «По правде говоря, нет ничего более поверхностного или более бесплодного, - написал он, отвечая одному молодому греческому филологу, - чем дискуссия о том, является или нет «Одиссея» эпической поэмой и является ли эпос современным видом искусства. Работа для историков литературы начинается только по окончании работы художника; они берут линейки, проводят измерения и создают полезные законы для своей науки, которые, однако, бесполезны для творца, ибо он обладает правом и силой – именно это и означает творчество – нарушать эти законы, создавая новые. Когда полная жизни душа ощущает, без предварительных эстетических теорий, необходимость творить, то какую бы форму не принимали её творения, они неизбежно выйдут живыми. Форма и Содержание едины. Насколько мне видится, более эпической эпохи чем наша просто не существовало. Именно в такие эпохи, приходящиеся на стык двух культур – когда один Миф растворяется, а другой силится родиться – создаются эпические поэмы. Для меня «Одиссея» является новой эпически-драматической попыткой современного человека обрести избавление посредством прохождения через все этапы современных тревог, преследуя при этом самые смелые надежды. Какое избавление? Отправляясь в путь, он этого не знает, но он постоянно творит это избавление своими радостями и горестями, крупными успехами и неудачами, своими разочарованиями, всегда сражаясь. Это, я уверен, мучительная борьба, сознательная или подсознательная, истинного современного человека. В такие промежуточные эпохи духовный поиск может либо устремляться назад, чтобы оправдать и дать оценку старой цивилизации, которая ныне разлагается, или смотреть вперед и попытаться предсказать и обозначить контуры цивилизации новой. Одиссей в своей борьбе неустанно смотрит вперёд, вытягивая шею, словно вожак перелётных птиц».В песне III, когда Одиссей смотрит, как племена светловолосых варваров медленно спускаются в Грецию с севера, он восклицает: «Благословен тот час, когда я был рожден – на стыке двух эпох!»
В намерения Казандзакиса также никогда не входило соперничать или подражать Гомеру. Хотя он и нарастил свою поэму непосредственно на основной пласт «Одиссеи» Гомера, отрезав последние ее две главы и втиснув начало своей поэмы в гомеровскую песнь XXII, его произведение не продолжает прежнюю линию, но почти сразу же сворачивает в своем собственном направлении, в направлении современного мира и его проблем, безжалостно отказываясь от ненужных акцентов. Одиссей не обращает никакого внимания на Пенелопу, словно её образ растворился за девятнадцать лет ожидания; между ним, его сыном, его отцом и его народом формируются новые отношения; олимпийские боги почти полностью сходят со сцены, освобождая место для постепенного рождения нового неистового божества, и бурные поиски современным человеком новых вопросов и новых ответов почти сразу же начинаются.
P.S. Исследователь творчества Казандзакиса Питер Бин (Peter Bien) в своей работе Politics of the Spirit предлагает схематичную структуру «Одиссеи» явно по аналогии со знаменитыми схемами «Улисса». Я со своей стороны нескольку дополнил эту схему. Обратим внимание на повторяющиеся мотивы и ретроспекции, что позволяют сделать вывод о структуре поэмы как о не вполне линейной, в чем-то по-своему родственной «Улиссу», когда каждая часть не изолирована, а тесно связана с любой другой частью произведения. А пролог и эпилог намекают, что - как и в случае с пьесой «Будда» - всё действие происходит в голове поэта, воспевающего солнце.
Песнь |
Место действия |
Лик бога согласно 7-главому тотему, полученному Одиссеем в пятой песне |
5-уровневая резьба на гробнице в одиннадцатой песне |
Размышления Одиссея на горе в Африке в четырнадцатой песне |
Акцент от автора |
Обрамление |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Пролог | Бездна; восход |
|||||
| I. Телемахия | Наполненный светом промежуток |
|||||
| 1 | Итака (прибытие Одиссея и его последующее бегство) | Животность; сладострастие | Силы природы | Пещерный человек; эго | Люди действия; добро и зло суть противники | |
| 2 | ||||||
| II. Приключения Одиссея | ||||||
| 3 | Спарта (второе похищение Елены) | Свирепая воинственность | Сельское хозяйство | Сладострастие | ||
| 4 | ||||||
| 5 | Крит (упадочная цивилизация минойцев, восстание) | Нега и искусство | Свирепая воинственность; преодоление эго, нация |
|||
| 6 | ||||||
| 7 | ||||||
| 8 | ||||||
| 9 | Египет (неудачная попытка революции; явные параллели с лидерами Советского Октября) | |||||
| 10 | ||||||
| 11 | ||||||
| 12 | Пустыня | Преодоление нации, человечество. Преодоление человечества; природа. Преодоление всех границ, бог. Возвращение к активной деятельности |
Люди теорий; добро и зло суть союзники. Возвращение к активной деятельности |
|||
| 13 | Джунгли; исток Нила |
|||||
| 14 | Гора (Одиссей беседует с Богом) | Интеллект | ||||
| 15 | Одиссей строит идеальный город | |||||
| III. Ностос | ||||||
| 16 | Край бездны | Печаль; безмятежность | Боги | Мистицизм; добро и зло суть одно | ||
| 17 | ||||||
| 18 | Путешествие к южной оконечности Африки (встреча с Фаустом, Дон Кихотом и Буддой | |||||
| 19 | ||||||
| 20 | ||||||
| 21 | Южный океан (встреча с Христом) | |||||
| 22 | Плавучая льдина | |||||
| 23 | Айсберг (смерть Одиссея) | Бесплотное пламя | Бесплотное пламя | Восточный мистицизм | ||
| 24 | ||||||
| Эпилог | Не существует даже и этого | Закат; бездна | ||||
Развёрнутый синопсис этой поэмы будет представлен в следующих постах.
![[community profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/community.png){kind=small}