Евангелие от Казандзакиса. Соотношение «Последнего искушения» с Евангелием от Матфея. Часть 1/2

[kapetan_zorbas]

В продолжение публикации фрагментов своей дипломной работы, посвящённой самому известному роману Никоса Казандзакиса, привожу несколько примеров сравнения некоторых сцен романа с текстом Евангелия от Матфея (κατά Ματθαίον) – самого известного и распространенного из четырех канонических евангелий. Приведенные сравнения касаются происхождения Иисуса, его крещения Крестителем, притч, которыми так изобилует Новый завет. Все сопоставления снабжены моими собственными комментариями. Особое внимание я уделяю в этих сопоставлениях сценам искушения Христа в пустыне, так как к некоторым символам, появляющимся в романе в сценах искушения в пустыне, Казандзакис возвратится вновь собственно в Последнем Искушении.

«Последнее искушение»	Соответствующая отсылка к Евангелию от Матфея	Мой комментарий
1. Родословная Христа
«Матфей окунул тростинку в бронзовую чернильницу, услышал справа от себя трепетание крыльев, словно некий ангел склонился к уху его, чтобы диктовать, и принялся быстро записывать уверенной рукой: «Книга родословия Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. Авраам родил…» Он все писал и писал, до тех пор пока небо на востоке не заалело и раздался первый петушиный крик».	Глава 1. 1-16. 1. Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова. 2. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, Иуду и братьев его … и т.д. 16. Иаков родил Иосифа, мужа Марии, от Которой родился Иисус, называемый Христос.	Здесь текст романа полностью соответствует Евангелию. Автор дает понять, что сборщик налогов – мытарь – Матфей пишет не сам, но как бы под диктовку ангела. Однако фактически Иисус не имеет никакого отношения к этой родословной, так как не является кровным потомком плотника Иосифа, мужа Девы Марии. Таким образом, назвать его «Сыном Давида» можно лишь с очень и очень большой натяжкой.
2. Образ Иоанна Крестителя
Будущий апостол Андрей в романе так вспоминает о встрече с Иоанном Крестителем: «…он впервые увидел на берегах Иордана опаленного солнцем, закутанного в шкуру дикого зверя Иоанна Крестителя. Молитвы, бдения и голод совершенно истощили его, оставив только огромные глаза – два угля пылающих – да уста, восклицающие: «Покайтесь! Покайтесь!» И далее в романе: «На возвышающейся над водами Иордана скале стоял на тонких, словно тростинки, ногах то ли человек, то ли насекомое, то ли ангел Голода. А может быть Архангел Мщения?.. Он взывал … с пеной на устах… «Покайтесь! Наступил День Господень! Падите наземь, грызите песок, вопите!»	Глава III. 1-17. 1-4. В те дни приходит Иоанн Креститель и проповедует в пустыне Иудейской, и говорит: покайтесь, ибо приблизилось Царство Небесное. Ибо он тот, о котором сказал пророк Исаия: глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему. Сам же Иоанн имел одежду верблюжьего волоса и пояс кожаный на чреслах своих, а пищею его были акриды и дикий мед.	Иоанну Крестителю Казандзакис уделяет чрезвычайно большое внимание. Креститель (Предтеча) у Казандзакиса страшно худ, мрачен, дик. Этот «неистовый пророк» беспощаден к грехам. Его мощный голос и огненный взгляд повергают кающихся в ужас. В целом образ полностью соответствует Евангелию.
«Разве любви недостаточно? – спросил он (Иисус). – Нет, недостаточно, – гневно ответил Креститель. – Древо сгнило, Бог позвал меня и вручил мне секиру. Я взял ее и положил у корней древа. Свой долг я исполнил, исполни теперь и ты свой: возьми секиру и руби! – Если бы я был огнем, я бы жег. Если бы я был дровосеком, я бы рубил. Но я – сердце и потому люблю. …Креститель схватил его за руки, словно вкладывая в них тяжелую секиру. Иисус отпрянул в ужасе. – Потерпи еще немного, прошу тебя, – сказал он. – Не торопись. Я пойду говорить с Богом в пустыню: там глас Его слышен яснее.	10. уже и секира при корне дерев лежит, всякое дерево, приносящее доброго плода, срубают и бросают в огонь;	Мы видим, как автор будто нанизывает повествование на лаконичный евангельский текст, словно на каркас. Не раз упоминается в романе о секире, переданной Крестителем Иисусу. Неоднократно разные герои романа с недоумением сравнивают неистового обличителя пророка Иоанна с кротким Иисусом. Однако позже (после своего пребывания и искушений в пустыне) Иисус все чаще будет напоминать Крестителя, являя попеременно, то Божью любовь, то Божий гнев и обличающее слово, ибо Ему становится ясно, что прежде необходимо выжечь грехи и язвы человечества и что одной лишь любовью невозможно спасти человека.
Креститель, видя Иисуса говорит: « – Теперь я могу уйти. И тогда голос Иисуса прозвучал уверенно и решительно: - Погоди. Прежде крести меня, Предтеча. - Я? Это ты должен крестить меня, Господи… - Не говори громко, чтобы нас не услыхали, – мой час еще не пришел. Пойдем!»	11. я крещу вас в воде в покаяние, но Идущий за мною сильнее меня… Он будет крестить вас Духом Святым и огнем. 13. Тогда приходит Иисус из Галилеи на Иордан к Иоанну креститься от него. Иоанн же удерживал Его и говорил: мне надобно креститься от Тебя и Ты ли приходишь ко мне?…	Сцена, предваряющая крещение Иисуса, практически тождественна канонической, также как и реплика Иоанна, обращенная к Иисусу.
3. Сцена крещения Иисуса
Креститель набрал воды в глубокую раковину и дрожащей рукой стал кропить лицо Иисуса. – Принимает крещение раб Божий… – начал было он и замолчал, потому как не знал имени. Он повернулся, чтобы спросить о том Иисуса, и в это время в небе над толпой … послышалось хлопанье крыльев. Белая птица – птица или серафим Иеговы? – стремительно спустилась с неба и уселась на голове принимавшего крещение… Птица закричала, словно провозглашая имя – впервые изреченное, тайное. Казалось небо отвечало на немой вопрос Крестителя… Иисус напрягся всем телом, пытаясь вникнуть в эти звуки, догадываясь, что это и есть его подлинное имя, но разобрать не смог… Только Креститель, который за столько лет, проведенных в безлюдном одиночестве среди пустыни, научился разбирать глас Божий, понял. - Принимает крещение, – прошептал он с внутренним содроганием, – принимает крещение раб Божий, сын Божий, Надежда человеческая.	16. И крестившись Иисус тотчас вышел из воды, – и се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, Который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. 17. И се, глас с небес глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение.	В романе сущность голубя, явившегося в момент крещения, не совсем ясна присутствующим (включая Христа) – всем, кроме Крестителя: лишь он понимает, что именно за «глас» раздается с неба, Кто этот голубь, и о чем Он сообщает. Вся сцена чрезвычайно величественна и поэтична. Не противоречит Евангелию, но развивает скупой сжатый канонический текст.
4. Иисус в пустыне. Искушения.
4.1. Первое искушение. «Демоны тела
Искушение плотью (искушение женщиной и семьей) Дьявол является в образе полузмеи-полуженщины Сцена дается ниже с весьма значительными купюрами: «Он поднял глаза. На камне перед ним сидела змея с женскими глазами и женской грудью и, виляя языком, смотрела на него… …Иисус тряхнул головой, чтобы прогнать змею, но та взметнулась и стала играть языком у него в ухе, говоря: – Прекрасно и свежо ее /Магдалины/ многоопытное тело… Только кивни мне, дорогой, и в тот же миг я принесу тебе твою жену на освежающем ложе. … Она /Магдалина/ простирала к нему руки, а в лоне ее теснилось множество его детей. …Это и есть его путь! Возвратиться бы в Назарет, в материнский дом, помириться с братьями… жениться, производить на свет детей и мастерить колыбели, корыта, плуги… … Он уже было открыл рот, чтобы сказать «да», но почувствовал на себе чей-то взгляд. Он испуганно поднял голову и увидел в воздухе только пару глаз…, которые кричали ему: «Нет! Нет! Нет!» Сердце Иисуса сжалось, он снова умоляюще глянул туда, желая крикнуть «Оставь меня! Отпусти меня на волю! Не гневайся!» Но глаза уже наполнились гневом… – Нет! Нет! Нет! – закричал тогда Иисус, и две крупные слезы скатились с глаз его». Далее в тексте романа Иисус называет это искушение: «демоны тела».	Искушение телесное (искушение голодом). Глава IV. 1-4. Тогда Иисус возведен был Духом в пустыню, для искушения от дьявола, и постившись сорок дней и сорок ночей, напоследок взалкал. И приступил к Нему искуситель и сказал: если Ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами. Он же сказал ему в ответ: написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих.	При всем различии текстов в них есть общее: сущность первого искушения – плоть. В Евангелии голодный Иисус искушаем телесной пищей. Из евангелистского текста следует вывод: не дух находится в зависимости от тела, а тело от духа. Дьявол представляет человека преимущественно как телесное существо, Иисус представляет человека преимущественно как духовное существо. У Казандзакиса искуситель является в образе полуженщины-полузмеи, что, конечно, является прямым намеком на ветхозаветный сюжет о Еве и змее-искусителе. Искушение женщиной по сути – то же самое плотское искушение. В отличие от евангельского Иисуса, Богочеловека, не знающего сомнений, Иисус у Казандзакиса колеблется, борется с собой, страдает, просит Господа отпустить его. И лишь под влиянием Бога принимает решение – отвергает предложение искусителя. В романе Иисус более человечен, а потому и страдания его сильнее, и подвиг – преодоление искушения – представляется нам значительнее, так как требует напряжения всех душевных сил. Роман подтверждает евангелистский тезис: не тело, но дух главенствует в человеке. Стоит отметить также, что автор вернется к искушению женщиной и семьей в сценах Последнего Искушения, которое по сути мало чем отличается от первого.
4.2. Второе искушение в романе – третье искушение по Евангелию. «Демоны разума».
Искушение властью Дьявол является в образе льва. Сцена дается с весьма значительными купюрами: «…Я – это ты. Лев, алчущий в сердце твоем и в теле твоем и рыщущий по ночам вокруг загонов – царств мирских, примеряясь, как бы запрыгнуть внутрь и утолить голод… – Я не знаю тебя. Никогда не желаю я царств мирских, мне достаточно и Царства Небесного. – Нет, недостаточно! Ты сам себя обманываешь, милый. Тебе недостаточно. Но ты не дерзаешь заглянуть внутрь себя, в свое нутро, в свое сердце, чтобы увидеть там меня. Я – самый глубинный голос естества твоего, я – лев, пребывающий внутри тебя…Вспомни: когда ты был еще младенцем, халдейская колдунья разглядывала твою ладонь. «Я вижу много звезд, много крестов, ты станешь царем», – сказала она. Что ты прикидываешься, будто забыл? Ты помнишь про то и днем, и ночью… … Иисус чувствовал, как сердце его разъяряется все больше. «Я устал от голода и желания, устал играть роль униженного, подставлять для удара и вторую щеку… Так поднимусь же, опояшусь мечом – разве я не сын Давидов? – и вступлю в царство свое!» Раскатистый смех прогремел над ним, и послышался голос: «Смотри!»…Иисус глянул и увидел, что четыре царства обратились в четыре горсти пепла. И снова раздался голос: «Вот царства земные, которыми ты собирался завладеть, несчастный!» Далее в тексте романа Иисус называет это искушение: «демоны разума».	Искушение властью Глава IV. 8-11. Опять берет Его дьявол на весьма высокую гору, и показывает Ему все царства мира и славу их, и говорит Ему: все это дам Тебе, если падши поклонишься мне. Тогда Иисус говорит ему: отойди от Меня, сатана; ибо написано: Господу Богу твоему покланяйся, и Ему одному служи. Тогда оставляет Его дьявол, и – се, Ангелы приступили и служили Ему.	Последовательность второго и третьего искушений изменена у Казандзакиса. Второе искушение в романе сопоставимо с третьим искушение по Евангелию: искушением земной властью. В евангельском тексте искушения предлагаются Иисусу как бы по восходящей по степени привлекательности. Здесь уже речь идет не о хлебе насущном, как в первом искушении, но о богатстве и изобилии. Сама по себе идея богатства несомненно привлекательна для нищего и голодного. В романе это самое загадочное и, пожалуй, неясное искушение из всех трех искушений Иисуса в пустыне: вначале является сатана в образе льва, а затем все его заманчивые предложения развенчивает Господь. А что же Иисус? Измученный, отчаявшийся, кажется, он уже готов принять предложение. Если бы Создатель не показал Ему, как рушатся царства земные, каково было бы его решение? Здесь у автора можно усмотреть довольно богохульную мысль.