(настоящая статья Олега Цыбенко была опубликована в качестве послесловия к его переводу «Последнего Искушения»; книга была выпущена в 1999-м году издательством «Лабиринт», к настоящему моменту уже несуществующим, и ныне является библиографической редкостью)
Habent sua fata libelli («Книги имеют свою судьбу») - гласит латинское изречение. Судьба «Последнего Искушения» Н.Казандзакиса поистине фатальна. Fatum этой книги прежде всего в самих гонениях на нее. Fatum ее и в том, что реакция на появление книги в Западной Европе и Греции в 1954 году фатально напоминает реакцию на недавнее появление ее экранизации в России, когда страсти по ней в других странах относятся уже к области истории культуры.
«Человеческое скудоумие и бессердечность всегда поражали меня. Вот книга, которую я писал с глубоким религиозным подъемом, с пламенной любовью ко Христу, а Представитель Христа не понимает ничего, не чувствует христианской любви, с которой была написана эта книга, и осуждает ее! Осуждать меня все же вполне соответствует ничтожности и рабству нынешнего мира...». Эти слова Н.Казандзакис, к сожалению, мог бы повторить и сегодня.
Здесь мы попытаемся кратко показать, чем были на самом деле два «смертных греха», в которых в основном обвиняют роман (и его экранизацию) - очеловечивание бога и «эротический характер» (точнее, отношение к женщине). Отнюдь не в связи с имевшими в последнее время нападками, но вполне естественно мы затронем и вопрос о той огромной роли, которую сыграла в творчестве Н.Казандзакиса Россия.
Книга, получившая столь горделиво-мучительное название «Последнее Искушение» есть исповедь. Форма этой исповеди - «Житие Христа». Исповедь Н.Казандзакиса дана через его отождествление с героем его творения - через вхождение в прадавний мир Евангелия и жизнь в нем. Писатель заново прожил в собственном творении и заново – в который уже раз в истории христианской цивилизации – переосмыслил ее основной миф, переосмыслил через себя. Так исповедь-переосмысление стала произведением искусства.
«Последнее Искушение» - исповедь человека, глубоко переживавшего страсти всемирной истории ХХ века и жившего первой половиной этого века - эпохой сокрушительных революций, бурных взлетов энтузиазма и надежд человеческих и предчувствия их тщетности и крушения. Это - своего рода Евангелие мира, пребывающего в мучительной борьбе. Протагонист этой книги, как и всего творчества Н.Казандзакиса, - человек борющийся, человек-борец и человек-мученик. Родство в новогреческом слов agon «борьба» и agonia «мучение», «тревога» (ср. русское «агония») зачастую уводит за собой исповедующегося творца этого «Жития» в поисках смысла бытия, а человек борющийся (точнее: борющийся и страдающий) и есть некая высшая, высочайшая форма в эволюционном развитии жизни, более высокая, чем «просто» человек разумный, поскольку он пытается преодолеть вечный конфликт «ума и сердца».
Все, что может объединять и разъединять человека борющегося и человека разумного, было присуще Никосу Казандзакису уже «по праву рождения». Родина его - остров Крит, время рождения – исход XIX века, 1883 год. Это была суровая, лежащая на самой периферии европейской цивилизации земля с обостренным, порой завышено обостренным чувством попранного национального и религиозного достоинства и жгучей, неугасимой жаждой мести. Это была земля глубоко патриархального мировоззрения, потрясаемая время от времени мощными восстаниями критян против турецкого ига за воссоединение с Грецией. С раннего детства и до последних дней борьба была, пожалуй, основным, почти всегда непреклонно жестоким лицом жизни для Н.Казандзакиса.
В 1897-1899 гг. во время последнего критского восстания юный Н.Казандзакис учится в католической школе на острове Наксос, затем после окончания гимназии в родном Гераклейоне, столице Крита, в 1902-1907 гг. - на юридическом факультете Афинского университета, а с 1907 по 1909 год - в Париже, с увлечением посещая лекции А.Бергсона в College de France. Учеба Н.Казандзакиса оканчивается написанием и публикацией диссертации, посвященной одному из его духовных вождей - Фридриху Ницше, литературным выражением философии которого, согласно мнению одного из филологов, и явилось его творчество. Так происходит приобщение Н.Казандзакиса к западной культуре и становление его как человека разумного.
В 1914-1917 годах Н.Казандзакис, живя почти постоянно в Афинах, посещает различные области Греции (зачастую вместе со своим ближайшим другом известным поэтом А.Сикельяносом), пытаясь осмыслить духовное наследие Греции, как античное, так и христианско-византийское. Самые значительные из этих духовных приведших к богоискательству поисков имели место на Афоне.
«Вечером, лежа в постелях, мы снова беседуем (с Сикельяносом) о сущности величайшего нашего устремления - создать религию, - пишет Н.Казандзакис в своем дневнике 29 декабря 1914 года. - Все уже созрело. О, как найти внешнее выражение тому, что наиболее священно и глубоко для нас?!» В других местах дневника читаем: «Сегодня меня до глубины души взволновал Толстой. Его трагическое бегство есть признание поражения. Он желал создать религию, но сил у него хватило только на романы и искусство. Лучшая его сущность, - и он это знал, - так и не получила выражения.» (8 декабря 1914 г.) «Один юноша ... сказал мне сегодня, что лицо мое похоже на Толстого. Это глубоко взволновало меня, потому что сущность устремления Толстого и есть мое творчество». (19 марта 1915 г.) «Читаю биографию Толстого. Его душевный подъем всегда волновал меня: одной литературы ему было не достаточно. Была еще потребность в религии. Я начну оттуда, где Толстой закончил» (16 октября 1915 г.).
( Read more... )
Habent sua fata libelli («Книги имеют свою судьбу») - гласит латинское изречение. Судьба «Последнего Искушения» Н.Казандзакиса поистине фатальна. Fatum этой книги прежде всего в самих гонениях на нее. Fatum ее и в том, что реакция на появление книги в Западной Европе и Греции в 1954 году фатально напоминает реакцию на недавнее появление ее экранизации в России, когда страсти по ней в других странах относятся уже к области истории культуры.
«Человеческое скудоумие и бессердечность всегда поражали меня. Вот книга, которую я писал с глубоким религиозным подъемом, с пламенной любовью ко Христу, а Представитель Христа не понимает ничего, не чувствует христианской любви, с которой была написана эта книга, и осуждает ее! Осуждать меня все же вполне соответствует ничтожности и рабству нынешнего мира...». Эти слова Н.Казандзакис, к сожалению, мог бы повторить и сегодня.
Здесь мы попытаемся кратко показать, чем были на самом деле два «смертных греха», в которых в основном обвиняют роман (и его экранизацию) - очеловечивание бога и «эротический характер» (точнее, отношение к женщине). Отнюдь не в связи с имевшими в последнее время нападками, но вполне естественно мы затронем и вопрос о той огромной роли, которую сыграла в творчестве Н.Казандзакиса Россия.
Книга, получившая столь горделиво-мучительное название «Последнее Искушение» есть исповедь. Форма этой исповеди - «Житие Христа». Исповедь Н.Казандзакиса дана через его отождествление с героем его творения - через вхождение в прадавний мир Евангелия и жизнь в нем. Писатель заново прожил в собственном творении и заново – в который уже раз в истории христианской цивилизации – переосмыслил ее основной миф, переосмыслил через себя. Так исповедь-переосмысление стала произведением искусства.
«Последнее Искушение» - исповедь человека, глубоко переживавшего страсти всемирной истории ХХ века и жившего первой половиной этого века - эпохой сокрушительных революций, бурных взлетов энтузиазма и надежд человеческих и предчувствия их тщетности и крушения. Это - своего рода Евангелие мира, пребывающего в мучительной борьбе. Протагонист этой книги, как и всего творчества Н.Казандзакиса, - человек борющийся, человек-борец и человек-мученик. Родство в новогреческом слов agon «борьба» и agonia «мучение», «тревога» (ср. русское «агония») зачастую уводит за собой исповедующегося творца этого «Жития» в поисках смысла бытия, а человек борющийся (точнее: борющийся и страдающий) и есть некая высшая, высочайшая форма в эволюционном развитии жизни, более высокая, чем «просто» человек разумный, поскольку он пытается преодолеть вечный конфликт «ума и сердца».
Все, что может объединять и разъединять человека борющегося и человека разумного, было присуще Никосу Казандзакису уже «по праву рождения». Родина его - остров Крит, время рождения – исход XIX века, 1883 год. Это была суровая, лежащая на самой периферии европейской цивилизации земля с обостренным, порой завышено обостренным чувством попранного национального и религиозного достоинства и жгучей, неугасимой жаждой мести. Это была земля глубоко патриархального мировоззрения, потрясаемая время от времени мощными восстаниями критян против турецкого ига за воссоединение с Грецией. С раннего детства и до последних дней борьба была, пожалуй, основным, почти всегда непреклонно жестоким лицом жизни для Н.Казандзакиса.
В 1897-1899 гг. во время последнего критского восстания юный Н.Казандзакис учится в католической школе на острове Наксос, затем после окончания гимназии в родном Гераклейоне, столице Крита, в 1902-1907 гг. - на юридическом факультете Афинского университета, а с 1907 по 1909 год - в Париже, с увлечением посещая лекции А.Бергсона в College de France. Учеба Н.Казандзакиса оканчивается написанием и публикацией диссертации, посвященной одному из его духовных вождей - Фридриху Ницше, литературным выражением философии которого, согласно мнению одного из филологов, и явилось его творчество. Так происходит приобщение Н.Казандзакиса к западной культуре и становление его как человека разумного.
В 1914-1917 годах Н.Казандзакис, живя почти постоянно в Афинах, посещает различные области Греции (зачастую вместе со своим ближайшим другом известным поэтом А.Сикельяносом), пытаясь осмыслить духовное наследие Греции, как античное, так и христианско-византийское. Самые значительные из этих духовных приведших к богоискательству поисков имели место на Афоне.
«Вечером, лежа в постелях, мы снова беседуем (с Сикельяносом) о сущности величайшего нашего устремления - создать религию, - пишет Н.Казандзакис в своем дневнике 29 декабря 1914 года. - Все уже созрело. О, как найти внешнее выражение тому, что наиболее священно и глубоко для нас?!» В других местах дневника читаем: «Сегодня меня до глубины души взволновал Толстой. Его трагическое бегство есть признание поражения. Он желал создать религию, но сил у него хватило только на романы и искусство. Лучшая его сущность, - и он это знал, - так и не получила выражения.» (8 декабря 1914 г.) «Один юноша ... сказал мне сегодня, что лицо мое похоже на Толстого. Это глубоко взволновало меня, потому что сущность устремления Толстого и есть мое творчество». (19 марта 1915 г.) «Читаю биографию Толстого. Его душевный подъем всегда волновал меня: одной литературы ему было не достаточно. Была еще потребность в религии. Я начну оттуда, где Толстой закончил» (16 октября 1915 г.).
( Read more... )