Ирландские записки, часть 3. День четвертый: Кашел, Кэр, Корк

(эта серия путевых заметок не имеет никакого отношения ни к Казандзакису, ни к эллинистике в целом; автор здесь признаётся в любви к тому месту, которое мечтал посетить практически всю свою жизнь и потому не удержался от пространных зарисовок своей осуществившейся мечты)

Путешествуя из Дублина (с востока страны) во второй по величине город Ирландии Корк (на юге) и проезжая графство Типперэри, любой турист просто обязан сделать остановку в городке под названием Кашел, ещё одном культовом для ирландцев месте.

Сам городок весьма скромен: на фото выше можно увидеть его главную площадь, а ниже – главную же улицу.

Тем не менее, место это своей историей уходит в глубину веков. Главная и единственная его достопримечательность – скала Кашел, ещё одна резиденция древних королей Ирландии, ставшая со временем одним из национальных религиозных центров. Вот так вот поистине убийственно выглядит замок, венчающий эту скалу.

Первое укрепление на этой возвышенности появилось в IV в. н. э., а в 450 году н. э. сюда прибыл святой  Патрик, крестивший местного короля. По легенде во время церемонии из рук святого Патрика выпал тяжёлый и заострённый в основании крест, который пронзил королю ногу, но последний сдержался и не издал ни звука, посчитав это необходимой частью церемонии.

Сохранившиеся по сей день и образующие вроде бы единый ансамбль постройки на скале Кашел на деле принадлежат к разным историческим периодам. Большинство сохранившихся зданий этого комплекса относятся к XII-XIII векам. Наиболее древнее сооружение это т.н. Круглая башня, высота: 28 метров, год постройки: приблизительно 1100 г.  

Немного позднее скала с тогдашним королевским замком была передана в собственность церкви, которая начала строительство кафедрального собора, завершившееся к 1234 году. С этого момента структура собора-замка остаётся неизменной.

Масштаб сооружения просто поражает. Поражает, но опять-таки не давит – практически все постройки в Ирландии, кажется, и не преследуют этой цели. Прогулка под этими сводами рождает ощущение некоего уюта, отсюда совершенно не хочется уходить, особенно когда замираешь перед древними артефактами - в благоговении перед упорством и чувством вкуса строителей тысячелетней давности.

( Read more... )

Дорога из Кашела в Корк ведёт мимо ещё одного очаровательного местечка под названием Кэр (в русскоязычных источниках он иногда фигурирует как Кахир). Городок этот славен своим превосходно сохранившимся замком, датируемым 1142-м годом и ныне, как и Кашел, переданным в собственность государства и открытым для посещений туристами.

Атмосфера тут самая идиллическая: минимум автомобильного движения, одна-две улочки с двух-трёхэтажной старой застройкой, замок стоит на речушке, потому тут постоянно слышится журчание воды и клёкот водоплавающих птиц.
В ожидании автобуса до Корка мы зашли в местный паб, запомнившийся нам следующим диалогом:
- Здравствуйте. Мы бы хотели по бокалу вина. Какое у вас есть?
- Э... гм… У нас есть красное… И... белое.
Точь-в-точь как в известной английской эксцентрической комедии «Типа крутые легавые». Уже очень скоро мы поняли, что первая половина этого фильма – до начала детективной истории – на деле вовсе никакая не комедия, а самая настоящая документалка.

***

Шоссе М8, ведущее из Дублина в Корк, вообще проходит по чрезвычайно живописным местам. Сделать остановку тут хочется далеко не только в Кашеле и Кэре, но практически в каждом попадающимся на пути городке, поскольку понимаешь, что где бы ты ни остановился, тебя ждёт знакомство с чем-то невероятно древним. Вот, например, еще один городок на этом шоссе – Фермой, редко упоминаемый в стандартных путеводителях, но славный останками древнего аббатства, живописной рекой Блэкуотер, по которой тут устраиваются гребные регаты, и поэтическим фестивалем. Кроме того, тут проживает легендарная для Ирландии личность: Майкл Флэтли. О его рекордных достижениях в области ирландских танцев немало написано даже в русскоязычной Википедии, но, как говорится, лучше один раз увидеть…

Watch on YouTube

Практически все танцы Ирландии лишены проявления какой-либо сексуальности, ведь их истоки – это боевые пляски воинов с целью напугать противника, что прекрасно и иллюстрирует вышеприведённый ролик.

***

 

После красот ирландской глубинки местные крупные портовые города и центры промышленности каких-то сильных эмоций не вызывают. Конечно, они прекрасно приспособлены для комфортной и приятной жизни, но от их вида дух не захватывает. Планируя поездку по Ирландии, следует держать в уме, что главные красоты страны расположены за городской чертой. После посещения Ньюгрейнджа, Кашела или Кэра промышленный Корк производит впечатление обычного уездного города N, хотя и в нем есть на что полюбоваться, ибо первые упоминания о нём относятся аж к VI веку.

(Корк, мост святого Патрика через северный рукав реки Ли)

Центр Корка выгляди весьма недурно, временами, благодаря двум каналам и куче мостов, напоминая голландские городки.

Некоторые кварталы построены прямо на воде, что придаёт им вид очередной Северной Венеции. Застройка, правда, типовая, без всякого «огонька».

Более всего запоминается главная улица города, также носящая имя святого Патрика, - в первую очередь, благодаря интересным фонарям, напоминающим то ли мачты, то ли носы кораблей.

Но подобных улиц в Корке совсем немного – город, преимущественно, индустриальный, отдельно известный своим очень крупным грузовым портом.

Несмотря на древнейшую историю Корка, основные культовые сооружения города – церковь святой Анны, собор святого Финбарра (на фото выше) и церковь Святой Троицы (на фото ниже) - построены относительно недавно, в XIX веке, но все - в неоготическом стиле, другого стиля в Ирландии, кажется, не приемлют. Внутренний интерьер каждой из них поражает своей лаконичностью и в то же время элегантностью.

Хотя Корк и известен различными мероприятиями мирового уровня – от международного джазового до кино-фестиваля – вечерний досуг местных, как и везде по стране, сводится к пабам. Поскольку Корк не является местом слишком уж активного притяжения туристов, то и упора на ирландский фолк и танцы тут по-минимуму – люди здесь предпочитают потягивать пивко под классику рока и блюза. В каждом питейном заведении играют весьма достойные кавер-бенды. На лучшем, на мой взгляд, пабе города под названием Gallagher’s даже установлена вот такая табличка, свидетельствующая о том, что по стандартам самого Джеймса Джойса этот паб может считаться абсолютно аутентичным. 

Как я уже говорил, в последнее время в Ирландии отмечается возрождение локальных пивоварен, долгое время задавленных империей «Гиннесс». В частности, на рынке Корка и его окрестностей сегодня выделяется местная пивоварня Franciscan Well, при которой располагается очень большой beer garden и, по аналогии с «Гиннессом», музей. Пивоварня предлагает широкую линейку лагеров, элей и стаутов – все очень достойного качества.

В мае 2008-го года эта пивоварня была отмечена наградой журнала Food and Wine Magazine в категории «Лучшая ирландская мини-пивоварня». Так что если вдруг увидите где продукцию с этикеткой Franciscan Well, берите не раздумывая.

А вот путешественнику-гурману, да ещё и равнодушному к пиву, в Ирландии, пожалуй, делать нечего. Меню практически каждого кафе-ресторана (правда, рестораны высокой кухни я в расчёт не беру, но за исключением Дублина в Ирландии их и нет) весьма скудно, обычно не более десяти позиций: традиционное Irish stew (т.е. рагу из баранины или говядины), fish-n-chips (треска в панировке с картошкой-фри), стейки, ребра, куриное филе или крылышки, сэндвичи, пицца и всеми тут любимые бургеры. И два вида супов: chowder (густая похлёбка из рыбы или моллюсков) и овощной суп-пюре – последний во всех ресторанах почему-то именуется «суп дня», но ни разу за две с половиной недели в Ирландии другого «супа дня» нам отведать не довелось. Картошка-рыба-мясо – вот и весь традиционный рацион этих совершенно простых людей, помнящих о страшном Великом голоде. В этом плане крупные российские города, где в любой даже номинальной кофейне меню куда более разнообразно, выглядят предпочтительнее. Чем не повод для гордости? 

Рок-концерты проходят вот в таких вот уютных помещениях, часто создавая атмосферу некоего квартирника. Причём, что любопытно, дряхлые старцы сидят тут наравне с молодежью и не убегают в ужасе при звуках «Стоунз» или «Криденс». Правда, при случае не упускают возможность поделиться ценным жизненным опытом. Когда я протиснулся к барной стойке, чтобы заказать себе пинту лагера, один из таких дедов немедленно порекомендовал мне взять именно то, что он сейчас пил – густой стаут Murphy’s (тоже местный напиток, который в графстве Корк варят с 1856-го года). Я объяснил ему, что лагер мне более по душе, поскольку «Мёрфис» нахожу горьковатым.
- Ну, так то для настоящих мужчин, - хмыкнул дедуля, явно гордый своим алко-превосходством.

 

 

Казандзакис о Ницше

Философия Ницше оказала огромное влияние на молодого Казандзакиса. В 1909-м году он написал о немецком философе диссертацию, а его собственная философская работа, эссе «Аскетика», выполнена в стиле «Заратустры».
Настоящая заметка написана осенью 1939-го года во время пребывания Казандзакиса в Англии и позднее вошла в сборник путевых заметок «Путешествуя по Англии», а также (частично) в автобиографию «Отчёт перед Эль Греко». Во избежание лишней работы я скопировал сюда практически без изменений те части этой заметки, что вошли в «Отчёт» и были переведены на русский Олегом Цыбенко. Таким образом, моего перевода тут не более 20 процентов текста. Стихи Ф. Ницше цитируются в переводе Вячеслава Куприянова с немецкого оригинала.


25-е августа – это важная и горестная дата в дневнике моего сердца. Где бы в этот день ни находился, я всегда полностью посвящал его человеку, которого я так люблю, - Ницше. Вот и сегодня, спустя 39 лет после его смерти... И сейчас, когда я с утра пораньше отправился в парк на берегу Темзы, во влажном английском воздухе над изумрудно-зелёным газоном сгустилась его тень.
Никогда ещё явление этого гордого европейца, которому было тесно в границах его родины и который так презирал своих соотечественников-мещан, не было таким уместным и неизбежным. Ибо никто не прочувствовал с таким мужественным пафосом необходимость перенести воинственные инстинкты человека на более высокую, наднациональную арену.
Мы присели на скромную скамейку под пожелтевшим осенним каштаном, и я не осмеливался повернуться к нему лицом из страха, что он разгневается и уйдёт.
Мир нынче переживает тяжёлый миг, нагруженный всеми дарами лукавого. Ницше, который посеял опасное семя Сверхчеловека, по ту сторону добра и зла, по ту сторону морали, гуманизма, миролюбия, - как бы он посмотрел сейчас, с каким дионисийским содроганием, на взошедшие кровавые колосья?
Ты сеешь семя, политое твоей кровью и слезами, но оно – независимый голодный организм – уходит от тебя и его более не вернуть назад, ибо ты точно знаешь – жаль лишь, что слишком поздно – что это семя не принадлежит тебе. В твоё нутро его ввергла некая сила, своей жестокостью и бесчеловечием превосходящая любые твои помыслы.
Наши сердца суть женщины, а сеятель, мужчина, – некий грозный невидимый Дракон.
И, чтобы ещё больше умножить тайну, самое свирепое семя часто выбирает себе убежище в самых кротких и чувствительных сердцах.
Таким было твоё сердце, о Великомученник, отец Сверхчеловека.
Я  проследил все восхождения твоего мученичества по ещё теплым каплям твоей крови. Дождливым туманным утром ходил я по узеньким, покрытым грязью улочкам твоей родной деревни и искал тебя.
А потом, неподалеку от маленькой площади с великолепным готическим храмом я разыскал дом твоей матери, где ты часто находил убежище от мучительной лихорадки жизни, обретая покой и снова чувствуя себя ребенком.
Затем были божественные приморские улицы Генуи, где ты так наслаждался морем, нежным небом, скромными людьми, лёгким ветерком...
В жизни ты был таким кротким, бедным и мягким, что женщины с ближайших улиц называли тебя святым. Помнишь, ты строил планы начать очень простую, умиротворенную жизнь: «Быть независимым, чтобы независимость моя никому не мешала. Обладать сладкоречивой тайной гордостью. Спать легко, не пить крепких напитков, самому готовить себе скромную пищу, не водить дружбу с влиятельными людьми, не смотреть на женщин, не читать газет, не желать почестей, общаться только с самыми избранными, а если окажется невозможно встретить избранных, то с простым народом».
( Read more... )

Я повернул голову: рядом со мной на скамейке английского парка сидел не до конца сгустившийся призрак. Над нами с рёвом пролетели два самолёта, но призрак не поднял взор, он смотрел вниз на пожухлые жёлтые листья каштана и дрожал, словно его бил озноб. 
Мимо прошел продавец газет, выкрикивая фронтовые новости: в Москве подписан германо-советский пакт, и если в небе ещё был какой-то свет, то теперь он погас.
Чингисхан носил на пальце железное кольцо, на котором было начертаны два слова: «Расти-Русти» – «Сила-Право». Наша эпоха надела это железное кольцо.
Кто провозглашал, что сущность жизни – стремление к распространению и власти и что только сила достойна обладать правами? Кто предрек Сверхчеловека? Сверхчеловек пришел, а его пророк, весь в морщинах, пытается спрятаться под осенним деревом.
После многих лет одиноких панихид, что я справлял по этому пророку-мученику, сегодня впервые я чувствовал к нему столько трагического сострадания. Потому что впервые столь отчётливо видел, что мы – тростинки свирели некоего незримого Пастуха и играем ту мелодию, которую велит нам его дыхание, а не ту, которую желаем мы сами.
Я посмотрел на глубоко посаженные глаза, на крутой лоб, на свисающие усы.
– Сверхчеловек пришел, – тихо сказал я. – Этого ты желал?
Он сжался еще больше, словно зверь, скрывающийся от погони или готовый к нападению. И, словно откуда-то с другого берега, послышался его голос, гордый и раздражённый:
– Этого.
Я чувствовал, что сердце его разрывается.
– Ты посеял, и вот всходы взошли. Тебе они нравятся?
И снова, словно с другого берега, послышался душераздирающий вопль:
– Нравятся!

Когда я, уже в одиночестве, поднялся со скамейки, собираясь уйти, над городом с ревом пронесся бомбардировщик. Самолет, который Леонардо представлял доброй искусственной птицей, приносящей летом с далеких горных вершин снег, чтобы, рассыпая его, освежать города, пролетал нагруженный бомбами.
«Так вот улетают, – подумал я, мысленно обращаясь все к тому же тихому пророку войны, – так вот улетают из разума человеческого замыслы, словно жаворонки на рассвете, но как только их начинает хлестать резкий ветер, они превращаются в голодных кровожадных пернатых хищников.
Несчастный отец взывает, протестуя в отчаянии: “Я не хотел этого! Я не хотел этого!”, но хищные птицы с громким клёкотом проносятся над его головой, словно насмехаясь над ним».